Ночь владела нами, она ласкала нас,
Она жадно и одуряюще хотела нас
Своей развратной плотью.
И тела наши, уши, носы породистые и непородистые
Впитывали ее, растворялись в ней, в шелесте и перешёпоте трав ее,
Цветов, жуков, бабочек ночных...
И истомленные отдавались ей в своих колыбелях...
В предутренне щелкнул кнут и песнь погонщика, но вместо.
Забилась в небе шипя и дребезжа следом осветительная.
Расцвела, вспыхнула неверным призрачным светом,
Перепутала сладкие переливы полутеней.
И осталась ночь жалкая и насквозь голая.
И бросились доселе неведомые тени искать убежища.
И упали ослепленные ночные бабочки.
А она склонилась ехидно и разорвалась, и пронзила
Уши, щеки, глаза, носы, рты открытые, голые животы, головы младенцев
Леденящими пальцами свинцовых мертвецов.
И погасла.
И заплакала, зарыдала, навзничь пала в землю оскверненная ночь.
И побежали ручейки, и слились они в игривые буйствующие реки.
И умерла окрест живность разная.
И прилетели коршуны.
И взошло солнце, и увидели они:
Вода в реках - мертвая...
В. Лерка